Молись, молись и улыбнись
Матушку Антонию, действительно, трудно, а точнее, просто невозможно увидеть хмурой и недовольной. Беседует ли она с сестрами, разговаривает ли с воспитанницами обители, даёт поручения работникам или выслушивает благодетелей, выполняет иное какое дело, настроение её – ровное, доброжелательное, а в глазах – добрые лучики; и как бы она ни была занята, непременно выслушает.
Матушку Антонию, действительно, трудно, а точнее, просто невозможно увидеть хмурой и недовольной. Беседует ли она с сестрами, разговаривает ли с воспитанницами обители, даёт поручения работникам или выслушивает благодетелей, выполняет иное какое дело, настроение её – ровное, доброжелательное, а в глазах – добрые лучики; и как бы она ни была занята, непременно выслушает.
Вот и стали историей дни празднования 150-летия Иверской обители. Позади хлопоты, торжества, волнения. Можно и передохнуть. На предложение поговорить матушка согласилась сразу, добавив, что в любое удобное для нас время. Мы поехали к ней ненастным осенним днём. Однако как-то так произошло, что при нашей встрече день перестал казаться хмурым и выглянуло солнце. Добрый знак!
– Матушка, а Вы в детстве играли в куклы?
– Да, играла. Хотите, покажу?
– ?!
– Вот, это Апельсин-Барон. Мама купила эту игрушку, когда мне было всего две недели. И смотрите, он же с крестом! Первая игрушка и с крестом!
– Так сколько ему лет?
– Столько, сколько и мне: 53 года. Сохранился случайно. Мы несколько раз переезжали с места на место, его укладывали в разные коробки, потом доставали, опять упаковывали. И только спустя годы, наверно, здесь, в Выксе, я поняла, что это очень ценная игрушка. Теперь я её храню.
– А на книги времени хватало?
– Очень много читала. Более того, вела кружок юных читателей при нашей детской библиотеке, была председателем читательского актива. Помню, нам задали прочитать «Поднятую целину» Михаила Шолохова. Учительница наша приболела и мы приступили к изучению с опозданием, книги в библиотеках все были уже на руках. И вот тогда случилось то, что я никогда не забуду… Сотрудница детской библиотеки вынесла мне (не из читального зала, а откуда-то, не знаю откуда), толстенную, как Библия, книжищу. Сейчас я понимаю, что то была раритетная книга, первое издание. Поля книги были не узкие, как сейчас, а широкие, и на них – рисунки, иллюстрации к произведению. Библиотекарь сказала, что они эту книгу не выдают никому, «но мы знаем, что ты аккуратная, потому и доверяем». Помню, мне было приятно, что доверили такую ценность. Но главное поняла, нельзя хвастаться. Ведь никому даже не заикнулась, какая у меня дорогая книга. Значит, могла уже разделить такие два понятия, как доверие и хвастовство.
– Вы рано начали читать?
– Ещё до школы. Бабушка Параскева (у неё было три класса образования) научила и читать, и писать, и время понимать.
– И детство Ваше было таким же, как и у всех мальчишек и девчонок?
– Да, бегали на улице, играли в лапту, догонялки, классики. Участвовала во всех спортивных соревнованиях. В Загорском районе среди школьников у меня было второе место по бегу, прыжкам в длину. После девятого класса ездили в трудовой лагерь. Сдавали нормы ГТО, всегда с превышением. Высокие результаты были и по прыжкам в высоту. Вот только по канату лазать не умела. Участвовала в конкурсах патриотической песни, в тимуровском движении.
– Были ли смешные моменты, которые запомнились на всю жизнь?
– Конечно! Когда мы жили в Волгоградской области, у нас было большое хозяйство. Я училась тогда в начальных классах, мама работала начальником почты, папа – связистом, трактористом и комбайнёром. А мы с бабушкой занимались хозяйством. Оно было большое: 30 соток огорода, две коровы, 100 уток, 10 пуховых коз. Мне поручали приводить коз домой. Я их различала по мордочкам. Они не казались мне на «одно лицо». И было у нас два козла. Упрямые, как и положено быть этим животным. Так вот, однажды они сбежали куда-то, хотя очень ответственными были за своё стадо. И нашла я их в… клубе.
К нам как раз приехали артисты из Москвы и должны были давать концерт. Открывается занавес, а на сцене, в самом центре, стоят наши красавцы! Зал упал от хохота. Стали их ловить и прогонять, а они не даются, так им понравилось быть в центре внимания! Кое-как выгнали в фойе. Но это ещё не всё. Там на стенах были развешаны полосы кумача с цитатами из классиков. Так наши козлы ходят по кругу, останавливаются перед каждым, голову задирают, будто читают, и к следующему лозунгу переходят. Я их выгоняю, а они не уходят. Это сейчас мне смешно, а тогда было не до смеха.
– В монастырь уходят или по великой скорби, или по велению души. Каков был Ваш выбор?
– У меня такого выбора не было. Всё шло как-то вроде само собой и в то же время будто чья-то рука меня вела. Это Божий промысел. Всегда была активисткой, вожатой, меня окружали ребята, друзья. Я ещё в школе пела в церковном хоре, потом окончила медицинское училище, регентскую школу. Работала в медсанчасти. Закончила курсы бухгалтеров. Друзей было много. Все ходили ко мне почему-то за советами, поддержкой. Врач удивлялась, что у меня столько знакомых и друзей, а я одна. Видимо, я ставила очень высокую нравственную планку. Я не встретила такого человека, который отвечал бы моим требованиям. Видимо, Господь вложил такое представление об избраннике. Вела себя дружелюбно и ровно со всеми. И только спустя годы узнала, что парни и хотели бы предложить мне руку и сердце, но боялись нарушить гармонию и покой дружбы. Стеснялись. Господь их ограждал, чтобы они не смутили моего духа.
И тогда я приняла решение, что останусь одна. Чаще стала ходить в церковь, исповедоваться и причащаться, началась серьёзная церковная жизнь… Уже твёрдо решила, что замуж не выйду, уйду в монастырь, только не знала, в какой. Ездила в Пюхтицкий, Рижский женские монастыри. Ходила к архимандриту Кириллу (Павлову), рассказала о своей неопределённости. И он ответил: «По благословению идти – это для тебя низшая ступень, тебе надо что-то выше. Подожди, когда русские монастыри станут возрождаться». И я успокоилась, обрадовалась такому решению. А дальше было так: пела в Ильинской церкви Загорска, работала бухгалтером в Лавре, в Дивеево ездила налаживать бухгалтерский учёт. Владыка Николай (Кутепов) в один из дней 1989 года говорит: «Переезжай-ка ты в Дивеево». И я переехала. А в 1991 году было перенесение мощей Преподобного старца Серафима Саровского… А в ноябре приехали 20 сестёр… На нас надели первую монашескую одежду. Всех спросили, хотят ли они жить в обители, а меня нет, т.е. это было само собой разумеющимся.
То же и в Выксе. Из Дивеево было назначено тогда пять сестёр. Когда настало время назначать очередную старшую в монастырь, меня опять не спросили, а просто прислали Указ от Владыки Евгения о моём назначении.
– Монастырские храмы и приходские – духовные лечебницы и места покаяния… Есть ли отличия между ними?
– Такие же, как у монаха и мирянина. В монастыре держится всегда особая атмосфера. И молитвенная жизнь в монастыре идёт всегда. А в церкви – ты пришёл и ушёл домой. А мы остаёмся, чтобы приносить пользу молитвой.
– У каждого человека в жизни свои труды и подвиги. Какие подвиги у Вас?
– Мои подвиги – это мои дети. Это мой крест. Когда мне предстоит какое-то важное и трудное дело, я набираюсь терпения, словно оковываю себя им на годы. Иду по выбранному пути твёрдо. Да, устаю. Бывает тяжело. Но я сама выбрала путь, по которому мне идти. Мои дети – обычные дети. Со всеми их выкрутасами. И только мне решать их вопросы. Нечего оплакивать каждый бугорок на своём пути. Иду и не оборачиваюсь назад.
– Надо ли спасать мир, или пусть каждый сам себя спасает?
– Мы этого делать не должны. Наша работа – «стяжать дух мирен», чтобы вокруг нас спаслись тысячи, как говорил отче Серафиме. Монастыри – это светильники. И если монастырь будет гореть молитвой, его обязательно найдут, в него придут. И мы видим по паломникам, по письмам, которые к нам приходят, что огонь нашей обители заметен в самых дальних уголках страны. Ведь это только кажется, что кругом в монастырях одни прорабы, всё что-то строят, моют, чистят, а какая-то горстка престарелых монашек после жизненного подвига разрывается между трудом и молитвой. Да, мы не похожи на афонских монахов, ведущих уединённую жизнь. Но Господь наше рвение приемлет. Он принимает любое благое намерение. Мы закрылись от мира, чтобы спасти его силой молитвы. И нет ничего пагубнее для монаха, чем идти в мир. Он в нём расточится, распылится.
– Как должно вести себя всем нам в столь неспокойное время?
– Как говорила моя бабушка, Бог с улыбочкой любит. Человек должен бежать от любой формы отчаяния и уныния. Это самые страшные грехи, которые приводят к непредсказуемым последствиям. Улыбайтесь сами и дарите бодрость другим.
Елена Липатова. Фото Ольги Поповой и Алексея Еремина. Опубликовано в газете «Выксунский рабочий».
Cайт Выксунской епархии. 19/12/2014.